★★★★★★★★★★

Велопрогулка в Аду
Вдоль берега мертвого моря.
Колеса Сансары рассекают песок
И ржавую пену прибоя.

Над головою – мутное стеклышко неба,
Бог вынет его из кармана.
Посмотрит, как в микроскоп, на этих убогих,
На этих двуногих.

Чьи Карфагены давно не горят,
Чьи Вавилоны не тонут.
Молитвы и стоны,
Молитвы и стоны.

И вечные зимы,
Вереницы теней проносятся мимо
В спальном районе.
В Аду не хватает котлов, но панельных домов

Хватит на всех с головою.
И кружится снег над трубой городскою,
Ловлю его ртом.
Ловлю его ртом.

Холодный вкус родины под языком.
И когда светлый ангел откроет ворота Ада,
Скажет: «Иди. Ты и так слишком много падал.
Рвал себя на бинты, отдавал тем, кто шел по краю.

А теперь уходи. Забирай свое Богово».
Я отвечу: «Нет, Рая не надо, верните мне Родину.
Мою вечную Родину.
Мою нежную Родину.

Мою страшную Родину.
Родину.»
Среди серых снегов сидеть на горячих трубах,
Я распух от плохих новостей двухнедельным трупом.

В хороводе берез мелькают глаза и зубы,
И черные мысли, как черные спруты.
Как Башлачев, прыгнувший без парашюта,
Как Гумилев, поймавший собою все пули.

Дождями замоет,
Ветрами задует.
Посреди ничего, и дали такие пустые,
Звериные маски, бесконечные проводы,

Русалочьи пляски, говорящие головы.
Музыка ржавых спиц,
Солнце падает вниз,
Глядя сквозь пустоту,

Я здесь навсегда усну.
Музыка сломанных спиц,
Птицы падают вниз,
Глядя сквозь пустоту,

Я здесь навсегда.
Здесь навсегда.
И когда светлый ангел откроет ворота Ада,
Скажет: «Иди. Ты и так слишком много падал.

Рвал себя на бинты, отдавал тем, кто шел по краю.
А теперь уходи. Забирай свое Богово».
Я отвечу «Нет, Рая не надо, верните мне Родину.
Мою вечную Родину.

Мою нежную Родину.
Мою страшную Родину.
Родину.
Во дворе закололи бычка,

Из наушников — про дурачка.
Во дворе закололи бычка,
Из наушников — про дурачка.
Во дворе закололи бычка,

Из наушников — про дурачка.
Во дворе закололи бычка…
Велопрогулка в Аду.